Вейская империя. Том 1-5 - Страница 20

А Марбод на коне перемахнул через канаву, и челядь за ним. Марбод закричал, чтоб не упускали крестьян, а те стали визжать и увертываться от копыт, потому что мечей господа не позорили.

Ванвейлен поскакал наперерез, схватил лошадь Кукушонка за узду и закричал:

- Как вы смеете!

Кукушонок, однако, перехватил руку, уперся ногой в брюхо его коня и выдернул Ванвейлена из седла, как редьку из грядки.

- А как они смеют позорить моего родового бога?

Ванвейлен посидел на земле и пошел к бродячему проповеднику. Тот лежал, как сломанная бамбуковина: мертв. Рядом монах-шакуник, в кафтане цвета морской ряби, с облаками и листьями, безмятежно глядел на продолжение охоты.

Тут только Ванвейлен сообразил, что бывший королевский род и нынешний простонародный бог зовутся одинаково - Ятун. Можно было и сообразить раньше, но дело в том, что словом "ятун" по-аломски и по-вейски назывались разные животные. На аломском "ятуном" называли Белого Кречета, великолепную господскую птицу, чья жизнь стоила дороже жизни раба. По-вейски "ятуном" называлась птичка из рода соколиных, но совсем другая: мелкая и пестрая; мутный рыжий глазок, ворох неопрятных перьев на красных ножках. Птичка ела червяков, падаль, снулую рыбку и чужих птенцов. В усадьбе ее называли "ржаным корольком". Говорили, что она бесчестит свой род, как шакал бесчестит род волков.

- Самая последняя птица, - сказал как-то Шодом Опоссум. - Я владею крестьянином, крестьянин владеет коровой, а ржаной королек сидит на корове и выбирает из нее клещей...

А тем временем на поле мало кто из крестьян сумел убежать. Девки страшно кричали, а мужики, по приказу Марбода, сносили хворост для праздничных костров к подветренной стороне деревянного храма.

Марбод снял колпачок со своего кречета. Птица взлетела на колчан за спиной, била крыльями и следила за крестьянами, как за перепелами.

Не прошло столько времени, сколько нужно, чтобы сварить горшок каши, как все было готово. Марбод выбрал из колчана гудящую стрелу, зажег и пустил в вязанку. Крестьяне тоскливо заголосили.

- Так, собственно, почему убили последнего короля Ятуна? - спросил Ванвейлен монаха-шакуника, отца Адрамета.

Монах молча глядел, как в вечернем воздухе занимается огнем жилище чужого бога.

- Я мало что знаю, - сказал он. - А что знаю, знаю со слов господина Даттама. Здешние сеньоры соглашаются, что вся земля - собственность короля. И дана в распоряжение не им, а божественным предкам. И вот последний Ятун долго думал и сообразил, что Бог - один, а все прочие боги суть его атрибуты и качества. Сеньоры было согласились, но вскоре выяснились некоторые богословские подробности. Оказалось, что есть боги истинные, а есть боги ложные, а стало быть, несуществующие. Список несуществующих богов совпал со списком непокорных родов. Это, конечно, было совершенно справедливо: согласитесь, что ложный бог должен внушать своим потомкам ложные мысли.

- А земли, - проговорил Ванвейлен, - которыми владеют несуществующие боги, должны, стало быть, воротиться к богу истинному...

- Несомненно, - кивнул монах. - Но заметьте, что и все прочие боги лишь свойства и имущества великого Ятуна. Кто такой, например, Большой Хой? Просто топор в руке Ятуна, его атрибут и его раб. А все, чем пользуется раб, тоже принадлежит хозяину. Стало быть, богу-предку на небе принадлежат другие боги, а богу-внуку, королю, принадлежит вся земля.

- Понятно, - сказал Ванвейлен, - и тогда-то случилась эта история с женским коварством.

- Да, - кивнул монах, - тогда случилась история с женским коварством.

- И новый король поспешил вернуть богам все права свободных людей.

- А что же еще ему оставалось делать? - сказал монах. - Особенно, если учесть, что его попрекали рабским происхождением.

- Да еще сын кстати у покойника родился, - прибавил сквозь зубы Ванвейлен.

Монах-шакуник глядел на горящий храм. Да какой там храм! Стойло!

- Говорят, - сказал монах, - колдун после смерти становится втрое сильнее. Странное дело. У короля не хватило сил навязать свою веру огнем и мечом. Его убили, и род истребили, и храмы ушли под землю. А теперь шляются оборванцы, и хотят убедить народ в том, в чем не смог его убедить сам король, вывернуть мир наизнанку, как шубу в праздник, и так его и оставить. Сеньор неугоден богу, купец неугоден богу, весь мир неугоден богу, одни праведники угодны! Зачем же он его создал? Ходят странники и нищие и учат, что не спасешься, пока не раздашь все добро странникам и нищим...

- Да, - сказал Ванвейлен, поглядывая на расшитую золотом ферязь божьего служителя, на пальцы, унизанные перстнями, - вы исключительно по богословским причинам не любите ржаных корольков.

- Шакун, - сказал монах, - великая сила, разлитая в мире. Он предшествует субъекту и объекту, действию и состоянию. Он невидим, как свет, но делает видимым все остальное. Он различает вещи друг от друга и придает им значение и форму. И нет ничего в мире, что может быть чуждым ему. Почему же золото, или чаша с каменьями, или меч, или земля должны быть ему чужды? Что за бешеная гордость - говорить: "Человек - образ и подобие божие, а в идолах и вещах божьего образа нет"?

Помолчал и спросил у Ванвейлена:

- А что, ваша вера похожа на веру ржаных корольков?

- Почему вы так думаете?

- А вам тоже не нравится все вокруг. Но вы глядите и не вмешиваетесь.

По дороге в замок Ванвейлен пытался представить себе, что изменится в здешнем мире, если корона окажется в руках такого человека, как Марбод Кукушонок, и решил, что ничего не изменится.

Наутро Ванвейлен сошел во двор храма: сеньоры собирались на охоту.