Вейская империя. Том 1-5 - Страница 68

Городские магистраты смотрели на это с башни ратуши.

- Но ведь это самоубийство, - сказал Ванвейлен, глядя, как далеко тонут люди в лакированных панцирях, похожие на красных драконов. Это безумие.

- Гм, - сказал один из магистратов. - Нить их судьбы все равно перерезана. Они ведь заключили с богом договор: после смерти господина не жить. Как это так: нарушать договоры...

Толпа побежала глядеть на людей и лавки, сожженные во время священного мира, трупы выудили из воды "кошачьими лапами" и поволокли в город. Проклинали род Ятунов и кричали: "Да здравствует король!" и "Да здравствует Арфарра!". Толпа густела как каша: кто-то зачерпнет и съест?

Неревен явился в замок только к полудню. Люди набежали в покои советника, словно муравьи на баранье сало. Все только и говорили, что о ночном гадании и о смерти Марбода.

Все сходились на том, что торговец вел себя до крайности тонко, потому что если бы он просто отдал печать Арфарре, то Арфарру с торговцем, пожалуй, просто зарубили бы на месте. Ведь толпа в башне собралась не менее безумная, чем та, что сейчас бушевала на городских улицах, а богов сеньорам было наплевать, - они только радовались драке с богами и бесами. Но торговец вытащил откуда-то гнусную бумагу, которую подписал граф Най. Все, конечно, ошеломились, что старый граф якшается с торговцем против короля, и никто не вытащил меча в защиту графа. Не меньше десятка хулительных стихов висело сегодня утром на воротах его замка, и, прочитав подписи под этими стихами, бедняжка граф спешно уехал в свои поместья.

А сенешаля король арестовал, и тот в ужасе признался, что никакого сна не видел, а подобрал печать в королевских покоях и сговорился с графом Наем.

Завидев Неревена, учитель сделал ему знак и вскоре вышел один в розовый кабинет. Неревен рассказал обо всем происшедшем ночью.

- Я не знаю, - сказал Неревен, - жив ли Марбод Кукушонок, но зады илькуновой усадьбы выходят к речному обрыву и поросли ивняком. Проезжий спуск - совсем рядом. Кто-то босой вылез из воды и прошел сквозь кусты. На кустах остались белые шелковые нитки, под забором - следы крови. Утром хозяйка на рынок служанку не послала, пошла сама.

Неревен замолчал, вспоминая обрыв под сгоревшим храмом и камни: да человек он или бес, Кукушонок?

Арфарра усмехнулся и велел позвать к себе чиновника из городской ратуши, томившегося в приемном покое.

Запись зафиксировала: на корабль взобрались двое: белобрысый парень и тот самый человек с обрубленными ушами, которого Ванвейлен видел на дамбе. Оба вора, очевидно, были профессиональными пловцами и водолазами. Они приплыли в грубых масках, с трубками-бамбуковинами. Расковыряли люк и спустились в трюм. Человек-обрубок вынул из ладанки на шее светящийся спутанный клубок и стал осматриваться. Его спутник поступил более основательно: извлек из кожаного мешка фонарь и зажег его. Человек-обрубок углядел новую, недавно поставленную переборку посередине трюма и решительно стал взламывать дверь. После этого случилось нечто, чего воры не ожидали. В ухе Хатчинсона на пристани пискнул сигнал тревоги, а перед ночными гостями неожиданно предстал жирный дракон с красным костяным гребнем.

Дракон засопел, люди закричали. Человек-обрубок выронил свой клубок и кинулся на палубу. Его товарищ - за ним. Дракон не отставал. Парень запустил в адского зверя фонарем и прыгнул в воду. Фонарь пролетел сквозь голограмму, не причинив ей особого вреда, и зацепился за соломенную стреху, горящее масло разлилось по сухому настилу и запылало. Люди, появившиеся на корабле минут через десять, потушили пожар прежде, чем он наделал много вреда.

Клайду Ванвейлену по-прежнему хотелось оставаться посторонним. Клайду Ванвейлену ужасно не нравился Марбод Кукушонок. Но Кукушонок был не виноват в том, в чем его обвиняли.

- Мы должны помешать несправедливости, - зло и твердо сказал Ванвейлен.

- Во-первых, капитан, - резонно рассудил Хатчинсон, - вряд ли Кукушонок тут не при чем. Скорее всего, он ждал этих двоих на берегу. Иначе как он там оказался и зачем бросился бежать? Кроме того, он убил, из одного, заметьте, удальства, молодого горожанина. Между прочим, у того осталось двое сирот и молодая вдова. В-третьих, мы не можем доказать, что Кукушонка на корабле не было, без ссылок на необычайное.

Ванвейлен, однако, заявил в ратуше:

- Я не убежден, что Марбод Ятун виновен в нападении на мой корабль и в суд на него не подам.

"Разумный человек, - подумал выслушавший его судья. - Боится связываться с Ятунами".

- Разумеется, - кивнул он и вручил ему повестку свидетеля.

- Разве, - удивился Ванвейлен, - у вас возбуждают иск, если истец не в обиде?

Он очень твердо усвоил на предыдущем суде, что, если истец или его род не подают жалобу на ответчика, то и суду не бывать.

Судья улыбнулся горделиво.

- Преступление совершено на городской территории. Это в королевском суде не понимают, что преступник наносит ущерб не одному человеку, а общему благу. Не хотите быть истцом - так будет истцом общее благо.

- Так, - сказал Ванвейлен. - Я правильно понял: если человека убивают в черте города, его судят присяжные, а если за чертой - то судят божьим судом. Если убивают в будни - наказание одно, в праздники другое; если убивают, скажем, свободнорожденную женщину, то платят сто золотых, а убивают вольноотпущенницу - пять золотых?

- Пять золотых, - возразил судья, - это за старуху или девочку. А если вольноотпущенница может рожать - то пятнадцать золотых.

- О, Господи, - сказал Ванвейлен и вышел.

Судья посмотрел ему вслед. Купец - а рассуждает, как чиновник империи...