Он все никак не мог решиться: убьешь чужеземца - нарушишь данное ему обещание, не убьешь - не отомстишь за друга. А уж у людей глаза от смеха полопаются!
Ухнула земля. Эльсил вскочил: башня вспучилась, небо завертелось волчком, с деревьев посыпались листья, превратились в огненные мечи и запорхали в воздухе. Эльсил подхватил лук с заговоренной стрелой. Свистнула двойная тетива: нечисть сгинула. Только таращились сверху две луны, круглей щита, и гейзер во дворике отчаянно шипел и ругался.
Пожилой дружинник горько сказал:
- Нет с тобой ни в чем удачи, Белый Эльсил! И славы не добыли, и не поверит нам никто, что торговца щекотунчики сожрали.
На рассвете, едва успели отъехать от проклятого места, повстречались с Даттамом. Эльсил закусил губу и вынул меч, потому что терпеть не мог зеленых монахов. Даттам поклонился и спросил:
- А где чужеземец?
- Чужеземца, - сказал Эльсил, - сожрали щекотунчики.
- Ну разумеется, - сказал Даттам, - это бывает. Ловили его вы, а сожрали щекотунчики.
- Вы зачем сюда пожаловали? Сказать, что я теперь вне закона? Повадились нас монахи нашим же законам учить.
- Вы, конечно, вне закона, - сказал Даттам, - за разбой, учиненный в храме и за смерть чужеземца, от побережья и до Голубых Гор. Есть, однако, земля и за Голубыми Горами, и в ней другие законы.
- Земля, - возразил Эльсил, - есть, держаний - нет.
- Может такое случиться, - сказал Даттам, - что благодаря Арфарре держаний и здесь не станет, а за горами они появятся. От имени экзарха Харсомы предлагаю вам, Эльсил, чин тысячника в войске империи.
Эльсил заколебался. Много людей переманил Даттам для экзарха за эти годы, вот таких и переманивал, - изгнанников, убийц. Переманил так Белого Равека и Даша Упыря, Конду Крепкие Зубы и Ланхара, хорошо, говорили, Ланхар жил, только обабился, - писать по-ихнему выучился, мыться, говорят, стал каждую неделю.
- Я согласен, - сказал Эльсил.
Сначала заключили договор по-аломски: поставили дерновые ворота и прошли под ними гуськом, да дали свидетелям по тычку в зубы, чтобы запомнили происшедшее. Потом - по обычаям империи: Даттам достал походную чернильницу и написал на бумаге вассальную клятву Эльсила - королю Харсоме.
Только привесили к бумаге кисть и печать - послышались крики. Даттам и Эльсил обернулись: двое дружинников волокли чужеземца, как большого мокрого сома.
- В рыжей пещере спал, - сказали они. - Опустило в серный источник, да так и заснуло.
Эльсил побледнел. Ему захотелось обратно, под дерновые ворота, как в утробу матери.
- Мы заключили договор, - сказал Эльсил, - потому что я был вне закона. А вне закона я был, так как по моему умыслу погиб человек. А так как погибший жив, то я - не вне закона.
- Договору обратного хода нет, - сказал Даттам.
Эльсил сел на землю и заскрипел зубами. Зачем, зачем обещал он чужеземцу неприкосновенность? Впрочем, разве может человек исполнять все обещанное?
- Дарю вам его, - сказал Эльсил. - Если вы его убьете, - я ваш должник и вассал Харсомы.
Даттам сделал знак. Люди его переняли чужеземца и стали резать веревки. Даттам сказал:
- Весьма сожалею - я не наемный убийца. Пойдемте, Бредшо.
Смял договор и бросил к ногам Эльсила.
- Подождите, - сказал Эльсил, - я хотел вас испытать.
Так-то Даттам спас чужеземца, а Эльсила заполучил в вассалы империи. Удачливый человек Даттам: в одной руке два арбуза унес.
Вечером в замке Идуна Белого Топора был пир.
Даттам снял со своей руки и подарил Эльсилу золотое запястье. Ценою запястье было в трех молодых невольниц, и еще Даттам подарил Эльсилу золотую пряжку с изумрудным глазом, меч с серебряной насечкой и богатые одежды, пятицветные, с узором из серебряных ветвей и жемчужных цветов. А сверх всего он подарил Эльсилу буланого коня, широкобедрого, с курчавой гривой, короткой спиной и длинным шагом. Эльсил не мог отдарить его обратно, и не мог отказаться от подарков.
Эльсил позвал гадателя, тот погадал на черепахе и сказал:
- Лучше было б тебе зарубить этого коня, потому что бумагу можно разорвать, а дарами нельзя пренебречь. Вижу, что тебе придется из-за даров недруга сражаться с другом.
Эльсил поцеловал коня в глаз и ответил:
- Молчи, старик, ты сам не знаешь, что говоришь. Друг мой второй день как мертв. Я сегодня не убил дрянного человека - мне ли убить хорошего коня?
Белый Эльсил напился страшно, а поскольку пил, по общему приговору, из одного кубка с Бредшо, то и Бредшо порядочно напоил - настолько, что тот стал хохотать, когда затеяли гадать на черепахе.
Все вокруг обсуждали, часто-ли будет одаривать новых вассалов экзарх Харсома. Бредшо слушал с немалым изумлением: по его понятиям, разговор шел об измене родине, - как же так, - Эльсил со всей своей дружиной уходил от короля Варай Алома и поступал на службу правителю империи! Но присутствующим ни слово "родина", ни, особенно, слово "нация" были неведомы совершенно, известна была лишь верность господину.
Бредшо вышел, будто по нужде, в сад и опробовал передатчик; тот, однако, как ударился в ручье о камни, так и отдал богу душу. Обратно Бредшо вернулся ни с чем.
Даттам неприязненно наблюдал, как пьяный чужеземец смеялся над гадателями, и осклабился, когда один из монахов шепнул ему, что тот молится под ракитой талисману. Даттам снисходительно относился к людям, которые верят в богов, но людей, которые смеются над чужими гадателями и верят собственным, он не уважал до крайности.
Даттам велел отвести в спальню Бредшо двух плясуний из каравана, а на следующее утро предложил сопровождать караван.